Friday, January 31, 2014

вопрос к залу

Дорчитатели, есть у меня к вам одна просьба. Я сейчас в процессе "тестового" перевода одной любопытной художественной книженции со шведского на русский, и мне нужно внешнее мнение. Меня терзают смутные сомнения на тему того, удается ли мне а) передать стилистику автора б) сделать язык красивым и читабельным в его русском варианта в) (так как книжка сама по себе довольно хаотически-бессюжетная) убедиться в том, что всё происходящее будет понятно русскоязычному читателю. В общем, ниже я публикую отрывок (первые 2 малюсенькие главки) уже переведенного текста и хочу вашего мнения - вам нравится? вы бы такое читали? вас бы заинтересовал такой текст? Ну и прочие комментарии, указания на ляпы, хреновую структуру и т.п. -  очень, очень приветствуются. Имя автора  и название произведения умолчу (близкие друзья впрочем знают :), чтобы не слишком грешить против авторского права.

***
Это могло быть какое угодно утро. Понедельник или воскресенье. Вторник или четверг. Дни не слишком отличаются друг от друга. Всё сливается воедино. Ночи вечно так коротки. Я устал, как и всегда. Мое тело ноет. В короткий срок я сильно похудел. Дальний знакомый заметил, что я отлично выгляжу; близкий друг спросил, давно ли я болен. По ночам ко мне приходят одни и те же сны. Меня травят, на меня ведут охоту. Я должен выполнить задание, например, вымыть машину на скорость, но никак не могу справиться. Я должен запарковать целую палубу автомобилей, но не могу втиснуть туда нужное количество машин: там настолько тесно, что царапаются бамперы. Абсурдные сны. Но только отчасти. Они рассказывают правду о моей жизни. О той части моей жизни, которая сейчас находится в зоне радиомолчания. Где-то на обратной стороне луны. Именно там я и живу; паря в невесомости, будто ничто больше не имеет значения. Это так просто – выдохнуть и сдаться.
Последние восемь ночей я провел на большом транспортном предприятии, сортируя бандероли – сдельная, почасовая работа. Мне удается заснуть всего на несколько часов ближе к утру. Смена начинается в полночь и заканчивается в восемь утра. Бандероли весят до сорока килограммов, и моя задача – вынимать коробки из тележек и загружать их на конвейер. Я опустошаю тележки и поднимаю коробки, всего шесть тысяч за восемь часов. Нас здесь двое мужчин, по одному с каждой стороны конвейера. Другие работники перекладывают бандероли около часа, затем пересаживаются за руль грузовика, сканируют пакеты – или что там еще нужно делать. Но для нас, людей, взятых напрокат, всё совсем не так. Мы стоим на одном месте. Час за часом. Монотонная, тяжелая работа отдается болью в моем теле. Я засыпаю ненадолго между половиной девятого и двумя. Будто невидимый груз прижимает меня к земле. Я не могу сбросить его. Я пытаюсь освободиться, но меня затягивает всё сильнее и сильнее.
Мой напарник по другую сторону конвейера сменяется. Их всего четверо - тех, кто чередуется на месте напротив. В помещении – гнетущая атмосфера. Я знаю, что я занял чужое место, что из-за моей готовности работать в любых условиях, за любые деньги, кому-то пришлось уйти. Постоянному работнику, который внезапно стал лишним. Товарищу.
***
 Раньше мне всегда нравились эти утренние часы, самые первые мгновения дня, когда всё пребывает в неопределенности, когда всё по-прежнему возможно. Мир стоит на паузе, и я счастлив и так же свободен, как стихотворная строчка еще не закованная в контекст. Но с недавних пор всё изменилось. Теперь утро означает одиночество. За всю мою жизнть мне доводилось просыпаться в стольких различных местах: в парках, на кораблях, в больничных палатах, и даже в тюремных камерах. Бывало, я просыпался дома и принимал решение оттуда уйти, никогда не оборачиваясь назад.  Иногда я так и делал — оставлял всё и находил себе новый дом. Иногда мне приходилось оставаться самому.
Дома.
Когда я просыпаюсь у себя дома и на несколько минут замираю в постели, чтобы перевести дух, я чувствую себя чужим: я никогда не смогу принадлежать этому миру, а мир в свою очередь никогда не станет моим. Возвращение к моему маленькому миру, к моим собственным отождествлениям, занимает массу времени. Вот стол. Кровать. Лекарства. Записи в дневнике. Я смотрю на это и понимаю, что с каждым днем я теряю все больше и больше воспоминаний. Я уничтожаю сам себя, вздох за вздохом.
Впервые в жизни я провел целые сутки без сна, когда мне было четырнадцать-пятнадцать лет. Я никак не мог заснуть. Мне казалось, что как только я закрою глаза, я перестану дышать. Я выжил только благодаря моей силе воли. Иногда мне кажется, что я и пишу по той же причине; если я не сформулирую и не обозначу окружающий меня мир, то я просто задохнусь внутри самого себя, и буду погребен в себе.
Так что я живу и продолжаю писать, как бы сильно мне не хотелось сдаться.
Я пишу эти записки и отправляю их в пространство. Как далекий луч света в той беспросветной тьме, что сгущается вокруг меня. 

7 comments:

  1. А мне очень понравилась фраза "Раньше мне всегда нравились эти утренние часы, самые первые мгновения дня, когда всё пребывает в неопределенности, когда всё по-прежнему возможно. "-прям
    в цитаты можно)))Красиво)))

    ReplyDelete
  2. "Бандероли весят до сорока килограммов..." - в Швеции, возможно, такое бывает, но русскоязычный читатель будет несколько удивлен. У нас бандеролью называется небольшое почтовое отправление до 5 кило. Не сочтите за придирку)

    ReplyDelete
    Replies
    1. Спасибо большое за исправление - я в жизни не отправляла бандеролей, так что путаюсь в показаниях :) Исправлю на "посылки".

      Delete
  3. "царапаются бамперы" царапнуло. "царапаться", по-моему, все же имеет больше оттенок активного действия (кошки царапаются) и плохо подходит для образования страдательного залога. а так очень даже читабельно :)

    ReplyDelete
    Replies
    1. Да, мне тоже это "царапаться" ухо режет - изменю на что-то вроде "мнутся" :) Спасибо.

      Delete